Недавно прочитал Мастер и Маргарита очень понравилось, всем советую почитать.
Одна жизнь – одна команда!
- 14 ноя 2011, 09:46
#265377
Ричард Йейтс «Влюбленные лжецы»
История появления Ричарда Йейтса (Richard Yates) в российском литературном пространстве наглядно подтверждает, что лучше поздно, чем никогда. И действительно, книги этого человека, умершего в 1992 году 66-летним одиноким алкоголиком, не просто вдохновляют - они звучат очень к месту и ко времени. Неразменная валюта, фетиш литературы Нового Света, единица под названием «великий американский роман», в случае с Ричардом Йейтсом применима к его дебюту 1961 года, совсем не толстой книжке «Дорога перемен», вернувшей давно умершего писателя к жизни благодаря одноименному фильму Сэма Мендеса (Sam Mendes). Самое важное из искусств осуществило благородную миссию, заново (а большинству – впервые) открыв автора, чьи романы и рассказы важны для Америки не меньше, чем наследие Хемингуэя (Ernest Miller Hemingway) или Чивера (John Cheever). Впрочем, сравнивают Йейтса, как правило, с Чеховым, что неудивительно. Ясный, простой язык, скупые сюжеты; герои, плывущие по течению.
Если честно, мне не очень понравилось, легко написано, но без какого-то особенного сюжета.
История появления Ричарда Йейтса (Richard Yates) в российском литературном пространстве наглядно подтверждает, что лучше поздно, чем никогда. И действительно, книги этого человека, умершего в 1992 году 66-летним одиноким алкоголиком, не просто вдохновляют - они звучат очень к месту и ко времени. Неразменная валюта, фетиш литературы Нового Света, единица под названием «великий американский роман», в случае с Ричардом Йейтсом применима к его дебюту 1961 года, совсем не толстой книжке «Дорога перемен», вернувшей давно умершего писателя к жизни благодаря одноименному фильму Сэма Мендеса (Sam Mendes). Самое важное из искусств осуществило благородную миссию, заново (а большинству – впервые) открыв автора, чьи романы и рассказы важны для Америки не меньше, чем наследие Хемингуэя (Ernest Miller Hemingway) или Чивера (John Cheever). Впрочем, сравнивают Йейтса, как правило, с Чеховым, что неудивительно. Ясный, простой язык, скупые сюжеты; герои, плывущие по течению.
Если честно, мне не очень понравилось, легко написано, но без какого-то особенного сюжета.
- 21 ноя 2011, 18:59
#268032
А можно новую рукопись опубликовать, ведь идея просто потрясающая, хочется своего племянника на путь истинный наставить...Новый Свет писал(а):Читал 3-х летнему сыну "Три поросёнка". Где-то в середине повествования закралась в голову шальная мысль и начал я, меняя интонации, смещать кривую добродетели в этой старой сказке. В итоге, в моей интерпретации, благородный серый волк задрал-таки трёх вероломных, хитрых, грязных, никчёмных маленьких свиней. Сыну понравилось. Он теперь играет в волка. Лучше так, чем быть поросёнком...
- 21 ноя 2011, 19:52
#268052
Крошка сын к отцу пришёл,
и спросила кроха:
- Что такое хорошо и что такое плохо?-
У меня секретов нет,-
слушайте, детишки...
...
Помни это каждый сын.
Знай любой ребёнок:
вырастет из сына свин,
если сын свинёнок.
В начале спроси у племянника, хочет ли он стать свинёнком, а потом прочти ему "Что такое хорошо и что такое плохо".Юритмикс писал(а): А можно новую рукопись опубликовать, ведь идея просто потрясающая, хочется своего племянника на путь истинный наставить...
Крошка сын к отцу пришёл,
и спросила кроха:
- Что такое хорошо и что такое плохо?-
У меня секретов нет,-
слушайте, детишки...
...
Помни это каждый сын.
Знай любой ребёнок:
вырастет из сына свин,
если сын свинёнок.
Последний раз редактировалось sergey-lyo 21 ноя 2011, 19:52, всего редактировалось 1 раз.
- 29 ноя 2011, 02:22
#271410
Логичнее было дать ссылку сюда — http://book.libertorrent.com/index.php" onclick="window.open(this.href);return false;
- 29 ноя 2011, 08:46
#271427
Прочитал книгу Леонида Андреева "Красный смех", очень понравилось как пишет автор.
Gerasim писал(а):http://tfile.ru/forum/index.php?c=10
Дабы ссылка не потерялась )))
Антивирус не пускает.Имеется информация, что эта веб-страница атакует компьютеры!
Прочитал книгу Леонида Андреева "Красный смех", очень понравилось как пишет автор.
- 02 дек 2011, 22:29
#272763
http://lib.rus.ec/b/163975/read" onclick="window.open(this.href);return false;
Терехов. Каменный мост.
Интересное чтиво...
Терехов. Каменный мост.
Интересное чтиво...
- 03 дек 2011, 00:05
#272863
Дина Рубина "Больно только когда смеюсь".
Шикарный русский язык. Книга в форме интервью. В принципе, можно читать с любого места. Потрясающий легкий юмор. Очень поднимает настроение.
http://lib.rus.ec/b/174913/read" onclick="window.open(this.href);return false;
Небольшой отрывок...
Шикарный русский язык. Книга в форме интервью. В принципе, можно читать с любого места. Потрясающий легкий юмор. Очень поднимает настроение.
http://lib.rus.ec/b/174913/read" onclick="window.open(this.href);return false;
Небольшой отрывок...
Спойлер! (кликните для показа/скрытия)
«Теплые штаны для вашей мами!»
Как же я люблю Одессу!
Я всегда ее любила — по книгам, ни разу в ней не бывав. Стоит ли объяснять, что значат для литератора эти имена — Бабель, Олеша, Паустовский, Ильф и Петров?..
Покидая в 90-м Советский Союз, я оплакивала свою несбывшуюся Одессу, так как была уверена, что уже никогда, никогда не окажусь на ее легендарных улицах и бульварах… Но так уж случилось: в тяжелом и нищем 93-м меня — уже из Израиля — пригласили приехать в Одессу, выступить.
И вот — промозглый ноябрь, некогда очаровательные, но обветшавшие особняки, вывернутые лампочки в подъездах, выбитые окна… Первая наша встреча с легендарным городом как-то не заладилась. А может, грустно подумала я, Одессы-то уже и нет, одесситы разъехались, остались дожди, грязь, уныние и запустение…
С такими тяжелыми мыслями я взобралась в вагон пустого, по вечернему времени, трамвая.
И первым делом увидела плакат, на котором была изображена дамочка, перебегающая трамвайные пути. Рисунок был снабжен четверостишием:
Быть может, мечтая о сцене, о славе,
Она отступила от уличных правил,
Забыв, что подобная неосторожность
Буквально отрежет такую возможность!
Замерев от восторга, я опустила взгляд, и на спинке скамьи впереди себя увидела процарапанное: «Все мущины — обманщики и притворщики!», а чуть ниже: «Вы, Розочка, тоже не ангел!»
А уж усевшись и подобрав с сиденья оставленный газетный лист, немедленно уперлась в объявление Одесской киностудии: «Для съемок нового цветного, широкоформатного художественного фильма требуются люди с идиотским выражением лица». И не успев задохнуться проглоченным воплем удачи, тут же прочла в разделе «Спортивные новости»: «Вчера в Москве состоялся матч между одесским „Черноморцем“ и местной футбольной командой».
Нет, подумала я, Одесса никуда не уехала, ее не размыли дожди, просто она переживает очередную эпоху очередной революции…
Надо, поняла я, оказаться в одесском трамвае в час пик. И уже на другой день я висела на ступеньке трамвая, вслушиваясь в перекличку внутри вагона: «Соня, ты вошла, Соня?!» — «Она еще как вошла! Она уже трижды мне на ногу наступила!»
Меня подпирал какой-то молодой человек в голубой рубахе. Он висел на подножке, двери не закрывались, и вагоновожатый время от времени говорил в микрофон: «Ну ты, холубой… поднимись же с подножки… Холубой, я ж сейчас не знаю — шо будет… Тебя мамця не узнает, холубой…» Наконец, он остановил трамвай, выскочил с обрубком резинового шланга в руке, подбежал к задней двери и со всего размаху ка-ак треснет по спине молодого человека!
Я со страху чуть не свалилась. Вот, думаю, будет сейчас побоище! Ничуть не бывало. Не выпуская поручней из рук, молодой человек повернул голову в профиль и сказал спокойно: «Не понял юмора!»
И еще одну прелестную сцену видела я в одесском трамвае. Это был полупустой вагон, и у окна сидели две то ли москвички, то ли петербуржанки. Одна из них громко обсуждала пыльную, грязную и провинциальную Одессу, которая есть ни что иное — как литературный миф… После этих ее слов в вагоне воцарилась тяжелая пауза. Одесситы переглядывались и ждали — кто возьмет соло. Наконец, маленький сутулый старичок, меланхолично глядя перед собой, сказал задумчиво: «Да-а-а… коне-е-ечно… Одесса могла понравиться только такому голодранцу, как Пушкин… Но он здесь полюбил, и ему ответили взаимностью! А вам, мадам, даже если б вы и полюбили здесь кого-то, ответить взаимностью не смог бы даже такой старый еврей, как я!» И все вздохнули с облегчением, и трамвай покатил дальше…
А объявления — одесские объявления! Таблички, дощечки, записки… На дверях одной аптеки я видела целых два. Одно казенное: «Аптека временно закрыта», другое рукописное, пониже: «Фима, заходи!»
А на дверях круглосуточной аптеки висел листок с написанным от руки: «Слышу! Уже иду!»…
В те дни я просто гуляла и гуляла по Одессе, заглядывая в какие-то лавки, посматривая в открытые окна, забредая во дворы… С одного балкона свешивался по грудь старик в тельняшке, видно, из бывших моряков.
— «Хаю-ду-ю-ду, вашу мать! — орал он на ссорящихся во дворе соседок. — Гуд морнинг, бляди!»
И вот так, гуляя, из дверей одной раскрытой настежь лавочки я услышала:
— Дама, зайдите! Такого вы еще не видали!
Я, конечно, вошла, и едва взглянула, поняла: да, такого я не видала. Это была величавая женщина с лицом императрицы, невероятных габаритов. Третий подбородок плавно переходил у нее в грудь, грудь — в живот, живот — в колени. И все это расстилалось вокруг и занимало всю небольшую комнатку. А на прилавке перед ней были разложены женские рейтузы невероятных расцветок, какие в народе называются «сотчные».
Увидев меня, она схватила огромные фиолетовые трико, развернула баяном на своем могучем бюсте и страстно проговорила:
— Теплые штаны для вашей мами!
Я поняла, что не могу отсюда уйти без добычи.
— Скажите… — спросила я, замирая от блаженства… — а моего размера у вас что-нибудь?..
Она смерила меня оценивающим взглядом и отрезала:
— Дама! Шо вы с себя строите?
— Понимаете… — проговорила я. — Вот если б на этой майке были цветы…
— Да-а-ама! — пропела она презрительно. — Вам нужны цветы?! Так по-са-ди-те их!
Именно в Одессе я увидела настоящую дощатую будку часового мастера, каких нигде уже не осталось. Накануне я сдуру купила часы, легкомысленно забыв наставления Великого Комбинатора, что вся контрабанда в Одессе делается на Малой Арнаутской. Само собой, на вторые сутки часики мирно усопли. Так что, можно представить, с какой надеждой я кинулась к будке часовщика.
В ней сидел маленький лысый старичок, с насаженным на глаз картонным стаканом-линзой. Мой дед был точно таким часовщиком в Харькове, поэтому я чуть не прослезилась.
— Боже мой! — воскликнула я. — Только в Одессе остались такие часовые будочки.
Он поднял лысину, переставил стаканчик на лоб и внимательно на меня посмотрел.
— Мадам… — грустно проговорил он. — От Одессы осталась одна интонатия…
А взглянув на мои новоприобретенные часы, вздохнул и сказал:
— Вам нужен трамвай.
— Какой номер? — встрепенулась я, думая, что он направляет меня в какой-нибудь Дом быта поблизости…
— А это вам без разницы, — ответил он без улыбки. — Дождитесь трамвая и положите этот хлам на рельсы… Для развлечения.
Как же я люблю Одессу!
Я всегда ее любила — по книгам, ни разу в ней не бывав. Стоит ли объяснять, что значат для литератора эти имена — Бабель, Олеша, Паустовский, Ильф и Петров?..
Покидая в 90-м Советский Союз, я оплакивала свою несбывшуюся Одессу, так как была уверена, что уже никогда, никогда не окажусь на ее легендарных улицах и бульварах… Но так уж случилось: в тяжелом и нищем 93-м меня — уже из Израиля — пригласили приехать в Одессу, выступить.
И вот — промозглый ноябрь, некогда очаровательные, но обветшавшие особняки, вывернутые лампочки в подъездах, выбитые окна… Первая наша встреча с легендарным городом как-то не заладилась. А может, грустно подумала я, Одессы-то уже и нет, одесситы разъехались, остались дожди, грязь, уныние и запустение…
С такими тяжелыми мыслями я взобралась в вагон пустого, по вечернему времени, трамвая.
И первым делом увидела плакат, на котором была изображена дамочка, перебегающая трамвайные пути. Рисунок был снабжен четверостишием:
Быть может, мечтая о сцене, о славе,
Она отступила от уличных правил,
Забыв, что подобная неосторожность
Буквально отрежет такую возможность!
Замерев от восторга, я опустила взгляд, и на спинке скамьи впереди себя увидела процарапанное: «Все мущины — обманщики и притворщики!», а чуть ниже: «Вы, Розочка, тоже не ангел!»
А уж усевшись и подобрав с сиденья оставленный газетный лист, немедленно уперлась в объявление Одесской киностудии: «Для съемок нового цветного, широкоформатного художественного фильма требуются люди с идиотским выражением лица». И не успев задохнуться проглоченным воплем удачи, тут же прочла в разделе «Спортивные новости»: «Вчера в Москве состоялся матч между одесским „Черноморцем“ и местной футбольной командой».
Нет, подумала я, Одесса никуда не уехала, ее не размыли дожди, просто она переживает очередную эпоху очередной революции…
Надо, поняла я, оказаться в одесском трамвае в час пик. И уже на другой день я висела на ступеньке трамвая, вслушиваясь в перекличку внутри вагона: «Соня, ты вошла, Соня?!» — «Она еще как вошла! Она уже трижды мне на ногу наступила!»
Меня подпирал какой-то молодой человек в голубой рубахе. Он висел на подножке, двери не закрывались, и вагоновожатый время от времени говорил в микрофон: «Ну ты, холубой… поднимись же с подножки… Холубой, я ж сейчас не знаю — шо будет… Тебя мамця не узнает, холубой…» Наконец, он остановил трамвай, выскочил с обрубком резинового шланга в руке, подбежал к задней двери и со всего размаху ка-ак треснет по спине молодого человека!
Я со страху чуть не свалилась. Вот, думаю, будет сейчас побоище! Ничуть не бывало. Не выпуская поручней из рук, молодой человек повернул голову в профиль и сказал спокойно: «Не понял юмора!»
И еще одну прелестную сцену видела я в одесском трамвае. Это был полупустой вагон, и у окна сидели две то ли москвички, то ли петербуржанки. Одна из них громко обсуждала пыльную, грязную и провинциальную Одессу, которая есть ни что иное — как литературный миф… После этих ее слов в вагоне воцарилась тяжелая пауза. Одесситы переглядывались и ждали — кто возьмет соло. Наконец, маленький сутулый старичок, меланхолично глядя перед собой, сказал задумчиво: «Да-а-а… коне-е-ечно… Одесса могла понравиться только такому голодранцу, как Пушкин… Но он здесь полюбил, и ему ответили взаимностью! А вам, мадам, даже если б вы и полюбили здесь кого-то, ответить взаимностью не смог бы даже такой старый еврей, как я!» И все вздохнули с облегчением, и трамвай покатил дальше…
А объявления — одесские объявления! Таблички, дощечки, записки… На дверях одной аптеки я видела целых два. Одно казенное: «Аптека временно закрыта», другое рукописное, пониже: «Фима, заходи!»
А на дверях круглосуточной аптеки висел листок с написанным от руки: «Слышу! Уже иду!»…
В те дни я просто гуляла и гуляла по Одессе, заглядывая в какие-то лавки, посматривая в открытые окна, забредая во дворы… С одного балкона свешивался по грудь старик в тельняшке, видно, из бывших моряков.
— «Хаю-ду-ю-ду, вашу мать! — орал он на ссорящихся во дворе соседок. — Гуд морнинг, бляди!»
И вот так, гуляя, из дверей одной раскрытой настежь лавочки я услышала:
— Дама, зайдите! Такого вы еще не видали!
Я, конечно, вошла, и едва взглянула, поняла: да, такого я не видала. Это была величавая женщина с лицом императрицы, невероятных габаритов. Третий подбородок плавно переходил у нее в грудь, грудь — в живот, живот — в колени. И все это расстилалось вокруг и занимало всю небольшую комнатку. А на прилавке перед ней были разложены женские рейтузы невероятных расцветок, какие в народе называются «сотчные».
Увидев меня, она схватила огромные фиолетовые трико, развернула баяном на своем могучем бюсте и страстно проговорила:
— Теплые штаны для вашей мами!
Я поняла, что не могу отсюда уйти без добычи.
— Скажите… — спросила я, замирая от блаженства… — а моего размера у вас что-нибудь?..
Она смерила меня оценивающим взглядом и отрезала:
— Дама! Шо вы с себя строите?
— Понимаете… — проговорила я. — Вот если б на этой майке были цветы…
— Да-а-ама! — пропела она презрительно. — Вам нужны цветы?! Так по-са-ди-те их!
Именно в Одессе я увидела настоящую дощатую будку часового мастера, каких нигде уже не осталось. Накануне я сдуру купила часы, легкомысленно забыв наставления Великого Комбинатора, что вся контрабанда в Одессе делается на Малой Арнаутской. Само собой, на вторые сутки часики мирно усопли. Так что, можно представить, с какой надеждой я кинулась к будке часовщика.
В ней сидел маленький лысый старичок, с насаженным на глаз картонным стаканом-линзой. Мой дед был точно таким часовщиком в Харькове, поэтому я чуть не прослезилась.
— Боже мой! — воскликнула я. — Только в Одессе остались такие часовые будочки.
Он поднял лысину, переставил стаканчик на лоб и внимательно на меня посмотрел.
— Мадам… — грустно проговорил он. — От Одессы осталась одна интонатия…
А взглянув на мои новоприобретенные часы, вздохнул и сказал:
— Вам нужен трамвай.
— Какой номер? — встрепенулась я, думая, что он направляет меня в какой-нибудь Дом быта поблизости…
— А это вам без разницы, — ответил он без улыбки. — Дождитесь трамвая и положите этот хлам на рельсы… Для развлечения.
- 06 дек 2011, 20:53
#274039
Только что начал читать в третий раз Мёртвые души Гоголя. Первый раз прочитал в школе, мы эту книгу подробно разбирали на уроке.
Второй раз прочитал в 2004 году, в 42-х летнем возрасте. И понял, что эту книгу надо читать как руководство к действию. Это наша российская жизнь. И если Достоевский описал низы, то Гоголь средний класс.
Перечитайте Мёртвые души, Петербургские повести...
Проходят века. Сменяются политические декорации, а жизнь в России какой была, такой и остаётся.
Второй раз прочитал в 2004 году, в 42-х летнем возрасте. И понял, что эту книгу надо читать как руководство к действию. Это наша российская жизнь. И если Достоевский описал низы, то Гоголь средний класс.
Перечитайте Мёртвые души, Петербургские повести...
Проходят века. Сменяются политические декорации, а жизнь в России какой была, такой и остаётся.
Последний раз редактировалось dolbano 06 дек 2011, 21:09, всего редактировалось 1 раз.
