Со смыковни.
Нехорошие слова.
Спойлер! (кликните для показа/скрытия)ТЯЖЕЛЫЙ ДЕНЬ НАРКОМА.
Помощник сидел напротив и спокойным равнодушным голосом зачитывал из папочки все, что считал заслуживающим внимания своего начальника. Нарком верил помощнику, которого десять лет назад привез с Кавказа, почти как самому себе; верил и его тону, поэтому слушал вполуха. Положение на фронте стабилизировалось, Гитлер что-то затевал в заштатном брауншвейгском Гаггенау, внутренние враги без большой охоты, но старательно, строили социализм в специально отведенных местах. Взгляд Наркома упал на календарь: 15 ноября. День только начинался и обещал быть спокойным.
- Все у тебя? – спросил Нарком, когда помощник замолчал.
- Нет, к сожалению… Тут вот… Общественность сигнализирует… - помощник замялся.
- Не тяни ты, пожалуйста, кота за хвост, Акакий. Время военное: быстро, четко, по делу. У нас тут не домовая контора. Ну?
Помощник так и не решился открыть рот, а просто подал через стол тоненькую папочку, в углу которой расплылось зловещее чернильное пятно. Нарком покачал головой и раскрыл папку. Некоторое время он читал спокойно, не понимая еще, в чем тут дело, медленно вглядывался в фотографии. Потом вдруг тяжелые багровые пятна поползли от шеи вверх по лицу, тяжело задвигались желваки. Нарком снял запотевшие внезапно очечки и тяжело глянул на помощника. На несколько минут в кабинете повисло молчание, которое, казалось, можно было пощупать.
- Кроненбурга ко мне, - прохрипел наконец Нарком.
-Которого из них? – прошептал перепуганный помощник, который никогда еще не видел патрона в таком состоянии.
- Всех давай! Я им покажу… Теплая семейка, вашу мать! И Пашку зови быстрее, Судолетова.
- Так он же сейчас… - помощник махнул рукой куда-то на запад и сделал значительное лицо. Потом, спохватившись, мотнул не по уставу головой и опреметью бросился к себе в приемную к телефону.
Через полчаса кабинет заполнился братьями Кроненбургами. Уже закрывая дверь, помощник успел услышать тот спокойный ироничный голос Наркома, который обычно не сулил адресату абсолютно ничего хорошего:
- Ну что, Динамовцы? Вы охуели? Враг у ворот, а вы охуели! Вы что творите!..
Помощник отскочил от двери и дрожащими руками налил себе чаю. Он еще с утра, открыв конверт, понял, что сегодня будет весело, но привыкнуть к этому было невозможно.
Разговор с братьями Кроненбургами длился долго, так что помощник успел если не успокоиться, то соскучиться. Наконец, дверь отворилась и одни братья Кроненбурги, которые еще могли держаться на ногах, начали выносить остальных. Когда семья уже вываливалась из приемной Наркома, из коридора послышалась удалая пьяная песня, которая внезапно оборвалась. Удивленно оглядываясь на странную процессию из Кроненбургов, в приемную зашли в обнимку два дюжих молодца, одетых не то в фашистскую, не то в нацистскую форму. На одном из молодцов была надета советская внудельская фуражка, и помощник не успел еще удивиться, как узнал в нем Магистра тайных операций Павла Судолетова, который был только что с корнем выдернут из-за линии фронта. За его спиной мыкался какой-то лейтенантик, смущенно приглаживая неуставную лысину потной ладонью.
- Отдай мальчику фуражку, Паша, - послышался голос Наркома.
- Лаврентий Палыч! – Судолетов попытался вытянуться, но чуть не упал. По кабинету пронесся запах перегара, но какой-то незнакомый, и оттого приятный. «Шнпас, наверное, - подумалось помощнику, - у нас в России разве сварят такое».
- А это что за фокусы? – спросил Нарком брюзгливо, ткнув ладошкой во второго молодца, белобрысого, красивого, но с дегенеративно скошенным подбородком.
- Это? Это полковник Курт Вас… Вес… ну хуйня какая-то… Курт, короче… Славный парень, захватил его с собой. Что случилось, Лаврентий Палыч? Я их там в Минске только-только научил в «три листика», секретов дохуя выиграл военных, а тут вызов в Москву. Без меня вообще никуда, что ли?
-А ну цыц! – сказал Нарком беззлобно. – Иди смотри сюда лучше. Видишь, что тут у нас в Москве делается? А ты говоришь…
Судолетов принял папочку неверной рукой, но как-то сразу закаменел и подобрался, было слышно, как он трезвеет. – Ох ты ж, нихуя себе… Это вот к нам на работу взяли? Нет, московские, так мы с вами войну не выиграем…
Немецкий полковник подкрался к нему сзади, трогательно положил подбородок на плечо, начал смотреть на фотографии:
-О! – одобрил он, - какой красиффый малшик! Только форма не софсем праффильный. И за баффарий болеет. Да, но баффарий – гоффно!
- А ну, из-за спины отвалил быстро, «красиффый малшик!» - Судолетов ощутительно ткнул Курта локтем чуть повыше пряжки. – Ну так и чего, как обычно, что ли?
Нарком задумался:
- Да нет, не будем торопиться… Пусть поработает на свежем воздухе. Сам лично проследи.
- Что! – заблажил Судолетов. – Это вот из-за этой хуйни меня через фронт тащили, что ли?
- Это не хуйня, - сказал Нарком внушительно. – Дело приобрело огласку, нежелательный резонанс и политическую окраску. Сделать все нужно очень быстро, решительно и без лишнего шума. Ты понял?
-Понял… - сник Судолетов. – Разрешите идти?
- Иди. Подожди. Этого-то, - Нарком кивнул на Курта, - сдай куда положено.
- Да ну, говна-то… - скривился Судолетов. – Полковник-то блатной, из какого-то Отдела наполнения солдатского и офицерского досуга… Такая же халява, как у нас в Динамо. Не знает он ничего. Я его обратно в Минск заберу потом. Пошли, Курт, со мной на операцию, я тебе сейчас покажу, как русские не умеют работать…
Нарком повернулся к помощнику:
- Ну? Эта явилась?
- Так точно!
- А ну, давай-ка, давай-ка ее сюда…
Через минуту в просторный кабинет Наркома робко вступила одетая в мешковатую гимнастерку женщина. В органах она работала недавно, больших вин за собой не ведала, поэтому оглядывалась по сторонам спокойно и с любопытством… Вдруг глаза ее встретились с знакомыми всей стране добрыми ласковыми и проницательными глазами Наркома. Лицо его было спокойно и доброжелательно, но бледные ноздри и пульсирующая жилочка на виске сказали женщине всё. Ноги у нее ослабли, во рту пересохло…
-Здравствуйте, товарищ Громкогорева, - пропел Нарком соловьем. – Догадываетесь, почему я вас вызвал?
Товарищ Громкогорева хотела мотнуть головой, и не мотнула. Хотела сказать «Никак нет, товарищ нарком», и не сказала. Хотела потерять сознание, но его и вообще никогда особенно не было.
-Это вы рекомендовали для работы в центральном аппарате спортивного общества «Динамо» товарища, - тут Нарком заглянул в бумаги», - товарища Романопулоса?
Товарищ Громкогорева постояла несколько времени, тщетно пытаясь выдавить из себя хоть слово, потом вдруг стала пальцами вставлять на место непокорный кадык, потому что так демонстративно не отвечать на вопросы Наркома в собственном его кабинете было просто невежливо.
- Да, - только и смогла выдавить несчастная женщина. Она ничего еще не понимала, но было ясно, что вопросы эти неспроста. Нарком молча и внимательно смотрел на нее:
- Так. А откуда, позвольте поинтересоваться, ВЫ его знаете? Кто ВАМ подсунул этого человека? Кто подал мысль протащить эту… этого… на столь ответственный пост? Что вы молчите?
- Это… это сын подруги… - заорала товарищ Громкогорева неожиданным басом. - Очень талантливый мальчик, я знаю его с детства… Знаю, как он работал в Клубе профсоюза пищевиков «Греческий смоковник» массовиком-затейником. Настоящий мастер своего дела, преданный идеалам Революции. Готова поручиться за него своим честным именем, и самоей жизнью…
- Жизнью поручиться? – одобрил Нарком и снял очки. Смятая его взглядом, товарищ Громкогорева принялась расстегивать пуговицы на гимнастерке.
- Да на черта ты мне сдалась, курица, - сморщился Нарком. К столу подойди, дура. Видишь фотографии? Узнаешь?
Все фотографии товарищ Громкогорева рассмотреть не успела. Хватило и одной: знакомый с детства мальчик, преданный идеалам Революции, сидел, замотанный в правотроцкистский красно-белый шарф и глумливо ухмылялся. Закаменев, с фотографией, поднесенной к закаченным глазам, товарищ Громкогорева боком повалилась на пол, ударившись об угол стола.
Через полчаса, когда товарища Громкогореву уже отнесли на шинельке в санитарный пункт, в кабинете Наркома грянул телефонный звонок.
-Да. Да, я. Кто говорит? Начальник Горлага из Верхнеярска? Хорошо, давайте. Да, слушаю. Говорите, майор. Вот как, уже у вас? Ай да Пашка, вот это работа. Ну как вы определили этого..? Кайло в руки дали? Что!? Не понял… Не в руки дали?! А куда тогда? А… Ну это логично… Но майор, а кто будет никель для танков добывать? У нас тут война, если вы не в курсе… Что? За полчаса выполнил дневную норму? Дело! Да ты молодец, Кулибин, я тебя запомню! Ну бывай.
Тяжело шагая, Нарком подошел к столу, еще раз бросил взгляд на омерзительные фотографии, на письмо трудящихся… «Пишут, блядь… - подумал он, ласково улыбнувшись, - тут дела на два удара сапогом, а они пишут». Тут он поймал спиной чей-то недовольный взгляд и понял, что это смотрит с портрета товарищ Дзержинский. «Впрочем… Ленинские нормы… Сознание масс… Правовое государство…» и радостно, по-детски, рассмеявшись протянул руку к отрывному календарю. Но на часах было еще без пятнадцати двенадцать, поэтому листок «15 ноября» остался висеть на стене. Нарком не был суеверен, но этот день принес столько ударов и разочарований, что он решил не играть с Судьбой.