Господа спорщики, вот обещанный перевод.
Спойлер! (кликните для показа/скрытия)Интервью с Генри Киссинджером: «Придем ли мы к Мировому порядку через хаос или понимание»
Генри Киссинджер – самый известный и самый неоднозначно оцениваемый Государственный секретарь, которого когда-либо имели США. В этом интервью он обсуждает свою новую книгу, изучающую современные нам кризисы - от Сирии до Украины и пределы американского влияния. Он утверждает, что в отношении Вьетнама он действовал в соответствии со своими убеждениями.
Генри Киссинджер выглядит значительно моложе своего возраста (ему 91). Он сконцентрирован и приветлив, но и насторожен и готов в любой момент защитить себя или резко отказаться от ответов на слишком критические вопросы. Удивляться тут, конечно же, нечему. В то время, как его интеллект уважаем многими, его политическое наследие весьма противоречиво. В течение многих лет неоднократно предпринимались попытки привлечь его к ответственности за военные преступления.
С 1969 по 1977 Киссинджер работал в администрациях президентов Ричарда Никсона и Джеральда Форда, сначала советником по национальной безопасности, а затем государственным секретарем. В этих качествах он несет свою ответственность за напалмовые бомбардировки Вьетнама, Камбоджи и Лаоса, десятки тысяч убитых и изувеченных гражданских лиц. Киссинджер также поддерживал путч против Сальвадора Альенде в Чили, его обвиняют в том, что он был в курсе заговоров ЦРУ с целью убийств. Документы, рассекреченные буквально несколько недель тому назад, доказывают, что Киссинджер разрабатывал секретные планы авианалетов на Кубу. Эта идея была отправлена в утиль после избрания в 1976 демократа Джимми Картера.
Несмотря ни на что, Киссинджера по-прежнему рады видеть в Белом доме, где он продолжает консультировать нынешних президентов и госсекретарей.
Мало что в его ранние годы могло предвосхитить фантастический взлет Киссинджера в американской политике в будущем. Хайнц Алфред Киссингер родился в немецком Фюрте в 1923 в еврейской семье, которая позже – в 1938 – перебралась в США. После окончания Второй мировой войны Киссинджер вернулся в Германию для того, чтобы помогать в поисках бывших членов Гестапо. Потом он изучал политологию и в возрасте 40 лет стал профессором в Гарварде.
Недавно Киссинджер опубликовал свою 17-ю книгу с несколько нескромным названием «Мировой порядок». Готовясь к этому интервью, он попросил, чтобы именно «мировой порядок» стал основным предметом обсуждения. Несмотря на свои немецкие корни и тот факт, что сам он еженедельно читает ШПИГЕЛЬ на своем ай-паде, Киссинджер предпочел говорить по-английски. По истечении 90 минут, проведенных с нами в Нью-Йорке, Киссинджер говорит, что рискует своей шеей, рассказывая нам все это. Но, конечно же, такой человек, как Киссинджер, прекрасно и доподлинно сознает все, что он хочет или не хочет говорить.
ШПИГЕЛЬ: Доктор Киссинджер, сегодняшний мир выглядит намного беспорядочнее, чем когда-либо: войны, катастрофы и повсеместный хаос. Так ли это? Действительно ли мир сейчас в большем беспорядке, чем когда-либо раньше?
Киссинджер: Похоже так. Хаос бросает нам вызов: через распространение оружия массового уничтожения, международный терроризм. Возник феномен неуправляемых территорий (территорий, на которых не существует структур управления), а в Ливии, например, мы видим, что неуправляемая территория может оказывать огромное влияние на беспорядок во всем мире. Сам институт государства становится объектом атак, не везде в мире, но во многих его частях. Но как ни парадоксально, именно сейчас мы впервые в истории можем обсуждать мировой порядок.
ШПИГЕЛЬ: Что Вы имеете в виду?
Кисиджер: В течение большей части истории человечества до самых недавних времен мировой порядок был порядком региональным. Сейчас впервые различные части мира могут взаимодействовать с любой другой частью мира. И это делает необходимым новый порядок для глобализированного мира. Но каких-то общепринятых правил не существует. Есть китайский взгляд, исламский взгляд, западный взгляд и, в определенной степени, российский взгляд. И не всегда они сопоставимы.
ШПИГЕЛЬ: В своей новой книге Вы часто ссылаетесь на Вестфальский мирный договор 1648 года, как на систему координат для мирового порядка, установленного по окончании Тридцатилетней войны. Почему договор, подписанный более 350 лет тому назад, так важен сейчас?
Киссинджер: Вестфальский мирный договор был заключен после того, как четверть населения Европы пострадала от войны, болезней и голода. Договор основывался на необходимости прийти к общему взаимопониманию, а не на каких-либо высоких моральных принципах. Независимые нации решили не вмешиваться в дела друг друга, они создали баланс сил, которого нам сейчас не хватает.
ШПИГЕЛЬ: Нужна ли еще одна Тридцатилетняя война, чтобы мы создали новый мировой порядок?
Киссинджер: Очень хороший вопрос! Придем ли мы к мировому порядку через хаос, или через понимание? Можно предположить, что распространение ядерного оружия, изменения климата и терроризм создают достаточно общих для всех повесток дня. Поэтому я надеюсь, что мы будем достаточно мудры, чтобы обойтись без Тридцатилетней войны.
ШПИГЕЛЬ: Давайте поговорим на конкретных примерах: как Запад должен реагировать на аннексию Крыма Россией? Нет ли у Вас опасения, что это будет означать, что границы перестали быть незыблемыми?
Киссинджер: Крым – это симптом, а не причина. Более того, Крым – случай особенный. Украина долгое время была частью России. Мы не можем принципиально согласиться с тем, чтобы какая-либо страна могла вот так просто изменять границы и захватывать часть другой страны. Но если Запад будет честен сам с собой, он должен признать и существование собственных ошибок. Аннексия Крыма не была шагом в сторону глобальных завоеваний. Это не Гитлер, вторгшийся в Чехословакию.
ШПИГЕЛЬ: Что же это было в таком случае?
Киссинджер: Зададим сами себе вопрос: Путин потратил десятки миллиардов долларов на Зимнюю Олимпиаду в Сочи. Основной темой этой Олимпиады было то, что Россия – современное государство, связанное с Западом узами общей культуры и, следовательно, предположительно желающее быть его частью. В свете этого захват Путиным Крыма и начало войны с Украиной буквально через неделю после закрытия Олимпиады не имеет никакого смысла. Так вот нужно спросить самих себя: почему это случилось?
ШПИГЕЛЬ: То есть Вы хотите сказать, что Запад несет в каком-то роде ответственность за эскалацию напряженности?
Киссинджер: Да, именно это я и говорю. Европа и Америка не поняли влияния этих событий, начавшихся с переговоров об экономических взаимоотношениях Украины и Евросоюза и достигших высшей точки в демонстрациях в Киеве. Все это, включая и возможные последствия, должно было стать предметом диалога с Россией. Это не означает, что ответ России был адекватен.
ШПИГЕЛЬ: Похоже, Вы хорошо понимаете Путина. Но не поступает ли он именно так, от чего Вы предостерегаете – создает хаос в восточной Украине и угрожает суверенитету?
Киссинджер: Именно так. Но Украина всегда имела особую важность для России. Ошибкой было не осознавать это.
ШПИГЕЛЬ: Отношения между Западом и Россией сейчас значительно более напряжены, чем в последние десятилетия. Нужно ли тревожиться о перспективах новой Холодной войны?
Киссинджер: Такая опасность безусловно есть, и мы не можем ее игнорировать. Я думаю, что возобновление Холодной войны станет исторической трагедией. Если конфликта можно избежать при соблюдении принципов морали и безопасности, необходимо пытаться это сделать.
ШПИГЕЛЬ: Но разве аннексия Крыма Россией не вынудила Европу и США ввести санкции?
Киссинджер: Во-первых, Запад не мог принять аннексию; какие-то контрмеры были необходимы. Но никто на Западе не предложил конкретной программы восстановления статуса Крыма. Никто не хочет биться за восточную Украину. Это – реальность жизни. Поэтому все, что мы можем сказать, это то, что мы не можем принять такую ситуацию и не признаем Крым российской территорией по международным законам. Так же, как мы считали балтийские страны независимыми все время советского правления.
ШПИГЕЛЬ: Не лучше ли остановить санкции даже без уступок со стороны России?
Киссинджер: Нет. Но я вижу несколько проблем с этими санкциями. Если мы говорим о глобальной экономике и при этом используем санкции в рамках этой глобальной экономики, у больших стран возникает искушение в заботе о своем будущем защитить себя от потенциальных угроз, и как только они сделают это, будет создана весьма меркантилистичная глобальная экономика. И я вижу частную проблему в самой идее персональных санкций. Скажу Вам почему. Публикуется список людей, на которых наложены санкции. Потом, когда придет время санкции снимать, что мы должны сказать? «Вот эти люди свободны от санкций, а вот эти – нет»? А почему именно эти четверо? Я думаю, что начиная что-либо, надо думать о том, какой цели планируется достичь и каким образом это должно закончиться. Как заканчивается эта история?
ШПИГЕЛЬ: Не относится ли то же самое и к Путину, который своими маневрами загнал себя в угол? Его действия продиктованы слабостью или силой?
Киссинджер: Я думаю, что стратегической слабостью, маскируемой тактической силой.
ШПИГЕЛЬ: Что это означает для каких-либо взаимодействий с ним?
Киссинджер: Необходимо помнить о том, что Россия является важной частью системы международных отношений и, в связи с этим, весьма полезной при решении разного рода кризисных ситуаций, например: в соглашении по Иранской ядерной программе или по Сирии. Именно этому нужно отдавать предпочтение перед тактическим наращиванием напряжения в отдельных случаях. С одной стороны, очень важно, чтобы Украина оставалась независимым государством и имела бы право на экономические и торговые ассоциации по своему выбору. Но я не думаю, что из этого естественным образом вытекает право каждого государства на союзнические отношения в рамках НАТО. И Вы и я знаете, что НАТО никогда единогласно не проголосует за вступление Украины.
ШПИГЕЛЬ: Но мы же не можем говорить украинцам, что они не свободны в самостоятельном выборе своего будущего.
Киссинджер: Почему нет?
ШПИГЕЛЬ: Вы говорите, как сверхдержава, привыкшая вести дела таким образом.
Киссинджер: Нет, США не могут диктовать свою волю и США не должны пытаться диктовать. Было бы ошибкой даже думать о том, что могут. Но в том, что касается НАТО, у США будет один голос при принятии решения, которое должно быть единогласным. Немецкий канцлер высказалась в том же смысле.
ШПИГЕЛЬ: Америка весьма поляризована. Уровень агрессии в политических дебатах запредельно высок. Способна ли еще в принципе сверхдержава на какие-либо действия?
Киссинджер: Меня очень беспокоит этот раскол внутри страны. Когда я работал в Вашингтоне, политическая борьба была весьма суровой. Но было гораздо больше взаимодействия и контактов между оппонентами из двух больших партий.
ШПИГЕЛЬ: На выборах на прошлой неделе Президент Обама также потерял свое большинство в Сенате.
Киссинджер: Технически это правда. В то же время Президент свободен в отстаивании того, что он считает правильным. Как, например, Президент Трумен в период 1946 – 1948 годов, когда он провел План Маршалла как раз после потери Конгресса.
ШПИГЕЛЬ: Скоро начнется следующая президентская гонка. Будет ли Хилари Клинтон достойным кандидатом?
Киссинджер: Я считаю, что мы с Хилари друзья и что она – очень сильная личность. Да. Я думаю она способна выполнять такую работу. Вообще же я считаю, что для страны была бы полезнее смена администрации. И я думаю, что республиканцам нужно найти хорошего кандидата.
ШПИГЕЛЬ: В своей книге Вы пишете, что международный порядок должен быть взращен, а не введен. Что Вы этим имеете в виду?
Киссинджер: Это означает то, что мы, американцы, будем важнейшим фактором этого процесса в силу наших преимуществ и ценностей. Сверхдержавой становятся благодаря силе, но также благодаря мудрости и дальновидности. Но ни одно государство не может быть настолько сильным и мудрым, чтобы в одиночку создать мировой порядок.
ШПИГЕЛЬ: Является ли политика США мудрой и определенной в настоящий момент?
Киссинджер: Мы в Америке думаем, что можем изменить мир не толь ко мягкой силой, но и реальной военной силой. В Европе так не думают.
ШПИГЕЛЬ: Американское общество отрицательно относится к вовлечению (в мировые процессы) и хотело бы сосредоточиться на проблемах внутри страны. Сам Обама говорит о «строительстве нации дома».
Киссинджер: Если вы вспомните о пяти войнах, которые вела Америка после Второй мировой, все они имели сильную поддержку в обществе. Нынешняя война против террористической организации Исламское государство также имеет большую общественную поддержку. Вопрос в том, что происходит с течением войны. Ясность в отношении результата войны просто необходима.
ШПИГЕЛЬ: Разве самой важной целью не является защита страдающего гражданского населения в Ираке и Сирии?
Киссинджер: Прежде всего, я не соглашусь с тем, что сирийский кризис нужно рассматривать как противостояние безжалостного диктатора и беспомощного народа, и что народ станет демократичным, как только будет смещен диктатор.
ШПИГЕЛЬ: Но мирные люди страдают, как бы Вы это ни называли.
Киссинджер: Да, страдают. И они заслуживают сочувствия и гуманитарной помощи. Позвольте мне рассказать, что я думаю о происходящем. Частично это мультиэтнический конфликт. Частично это восстание против устаревшего устройства Ближнего Востока. И частично это разновидность восстания против правительства. Если кто-то хочет решить все эти проблемы и готов принести жертву для исправления этих проблем и если кто-то считает, что способен все это сделать, тогда он говорит: «Мы обратимся за правом на вмешательство», но это означает военные действия и готовность оказаться лицом к лицу с последствиями. Возьмем Ливию. Безусловно свержение Муамара Каддафи было морально оправдано, но мы оказались не готовы заполнить вакуум после него. И в результате мы сегодня имеем ополченцев, воюющих друг против друга. Мы имеем неуправляемую территорию и склад вооружений для всей Африки.
ШПИГЕЛЬ: Но мы видим такую же нерешаемую ситуацию в Сирии. Государство распадается на части, а террористические организации управляют большими частями страны. Не было ли ошибкой решение не вмешиваться для того, чтобы избежать хаоса, который теперь угрожает в том числе и нам?
Киссинджер: Всю свою жизнь я был на стороне активной международной политики. Но вы должны быть уверены в тех, с кем вы сотрудничаете. Вам нужна надежные партнеры, а таких в этом конфликте я не вижу.
ШПИГЕЛЬ: Так же, как и во вьетнамской войне. Вы никогда не сожалеете о своей агрессивной политике там?
Киссинджер: Вы хотели бы, чтобы я в этом признался.
ШПИГЕЛЬ: Конечно! Вы не так уж много говорили об этом в своей жизни.
Киссинджер: Всю свою жизнь я провел, изучая такие вещи, написал книгу о Вьетнаме под названием “Оканчивая Вьетнамскую Войну» и много глав моих воспоминаний о Вьетнаме. Нужно помнить о том, что администрация, в котороя я работал, вьетнамскую войну получила в наследство. Пятьсот тысяч американский солдат было отправлено туда администрацией Джонсона. Администрация Никсона постепенно возвращала войска домой и полностью вывела наземные части в 1971. Все, что я могу сказать – я и мои коллеги действовали осторожно и обдумано. С точки зрения стратегических решений – это были лучшие мои решения, все что я делал полностью соответствовало моим убеждениям.
ШПИГЕЛЬ: На последней странице Вашей книги есть фраза, которую можно счесть самокритичной. Вы пишите о том, что в свое время Вы думали, что можете объяснить историю, но сейчас Вы скромнее, когда речь идет об оценке исторических событий.
Киссинджер: Я понял, как и писал, что историю нужно изучать, а не декларировать. Считается, что каждый развивается в течение жизни. Это не обязательно самокритика. Я хотел сказать о том, что нельзя формировать историю только по своему желанию. Поэтому, в том числе, я против концепции интервенции, когда ты не можешь быть уверенным во всех конечных последствиях.
ШПИГЕЛЬ: В 2003 Вы поддержали свержение Саддама Хуссейна. В то время также последствия интервенции невозможно было предсказать.
Киссинджер: Скажу Вам, как я думал в то время. Я думал, что после атаки на США было очень важно, чтобы США оправдали свое положение. ООН подтвердила серьезные нарушения. Соответственно, я думал, что свержение Саддама являлось вполне законной целью. Я думал, что пытаться принести демократию военой оккупацией нереалистично.
ШПИГЕЛЬ: Почему Вы уверены, что это нереально?
Киссинджер: Ну если только вы не собираетесь потратить на это десятилетия, и вы уверены, что ваш народ пойдет за вами. Но это, скорее всего, не по силам ни одной стране.
ШПИГЕЛЬ: Видимо поэтому Президент Обама веде войну против терористов с воздуха, используя дроны и боевые самолеты в Пакистане и Йемене, а теперь еще и в Сирии и Ираке. Что Вы думаете по этому поводу?
Киссинджер: Я поддерживаю атаки на территории, с которых наносят свои удары терористы. Я никогда публично не выражал свое отношение к дронам. Они угрожают большему числу мирного населения, чем их эквиваленты, использованные во Вьетнаме, но принцип тот же.
ШПИГЕЛЬ: В своей книге Вы оспариваете утверждение о том, что Америка должна принимать решения о войне на основе возможности достижения «наилучшей комбинации безопасности и морали". Не объясните, что Вы этим хотели сказать?
Киссинджер: Нет. Все зависит от ситуации. Каковы наши истинные интересы в Сирии? Только лишь гуманитарные? Стратегические? Конечно же, всегда хочется получить максимально возможный моральный результат. Но в разгар гражданской войны вы не можете не видеть реальное положение дел, и на этом вы и должны основывать свои суждения.
ШПИГЕЛЬ: В том смысле, что на определенный период времени исходя из соображений реальности мы можем бороться с Исламским государством на стороне Башара Ассада?
Киссинджер: Ну нет! Мы никогда не сможем сражаться вместе с Ассадом.Это было бы отрицанием того, что мы делали и утверждали многие годы. Но, честно говоря, я думаю, что мы могли бы вести диалог с Россией и обсудить, что бы мы хотели видеть в Сирии результате и совместно сформулировать стратегию. Неправильно было с самого начала заявлять о том, что мы хотим ухода Ассада, даже если это и есть наша желаемая конечная цель. Теперь, когда мы в этом конфликте завязаны с Россией, сделка по иранской ядерной программе становится все более сложной.
ШПИГЕЛЬ: Вы поддерживаете большую настойчивость и напористость со стороны Европы, особенно Германии?
Киссинджер: Конечно, да! Столетие тому назад Европа имела монополию на установление мирового порядка. Теперь есть опасность, что она слишком занята собой. Сегодня Германия является самой важной европейской страной и да, она должна быть более активной. Я очень высоко ценю г-жу Меркель и считаю, что она именно тот человек, который должен вести Германию по этому пути. Я встречался и был в дружеских отношениях со всеми канцлерами Германии.
ШПИГЕЛЬ: О! Включая и Вилли Брандта?
Киссинджер: Я высоко ценю Вилли Брандта.
ШПИГЕЛЬ: Мы удивлены, поскольку несколько месяцев тому назад были опубликованы Ваши разговоры с Никсоном, где Вы назвали Брандта «опасным идиотом».
Киссинджер: Видите ли, эти фразы, вырванные из контекста, не отражают реальности. Люди в конце трудного дня обмениваются репликами, отражающими настроение момента, возможно это было во время каких-то разногласий, я даже не помню. У нас были сомнения в отношении Восточной политики Брандта в ее начале. Но позже мы вместе тесно работали с ним. Спросите у Эгона Бара, он вам скажет: без Никсона и его администрации Восточная политика не достигла бы своих целей, особенно в том, что касается Берлина.
ШПИГЕЛЬ: В Германии Вы считаетесь весьма неоднозначным политиком. Когда Боннский университет хотел назвать кафедру в Вашу честь, студенты протестовали. Были ли Вы разочарованы или, по крайней мере, раздражены?
Киссинджер: Я очень благодарен за оказанную честь. Я не просил о кафедре и узнал об этом только после того, как кафедра была организована. Я не хотел бы быть темой дискуссии. Это целиком прерогатива немецких организаций. Я думаю, Германия должна делать или не делать это только для себя самой и по своим собственным соображениям.
ШПИГЕЛЬ: Г-н Киссинджер, благодарим Вас за это интервью.
Поправьте, если считаете нужным, но я старался следовать букве.
Когда я хочу назвать аннексию Крыма агрессией, я это делаю. Не прикрываясь Киссинджером, что было бы весьма странно))